Капкан на верной дороге

Автор: Сергей Шелин
Источник: ИА «Росбалт»

"Гайдаровским" экономическим реформам исполняется 20 лет. Если сегодняшнего рядового россиянина спросить о главных событиях той эпохи, то почти неизбежно он назовет два: освобождение цен и ваучерную приватизацию. И с той же неизбежностью осудит оба — но с совершенно разной степенью радикализма. Относительно перехода к рыночным ценам (и, соответственно, к полным магазинам) он скажет, что способ исполнения, конечно, его не устраивает, однако конечный результат не так уж плох. Что же до ваучеров, то никаких полутонов и сбалансированных оценок не ждите: ваучеры – обман, приватизация – грабеж народа, Чубайс – Князь тьмы.

6 ноября 1991 года президент Борис Ельцин формально возглавил российское правительство, чтобы дать политическое прикрытие революционным реформам в экономике. Главные должности в новом правительстве заняла команда Гайдара, руководимая, вопреки своему названию, двумя людьми — москвичом Гайдаром и петербуржцем Чубайсом (а позднее – Чубайсом единолично).

2 января 1992-го правительство освободило цены. При всей грандиозности данного события, а также и всем разнообразии сопутствующих ему комментариев, это уже перевернутая страница истории. На мой взгляд, великая страница.

А летом 1992-го, незадолго до своего распада, правительство реформаторов объявило о начале чековой (в просторечии – ваучерной) приватизации. И хотя ваучеров давно нет, приватизацию в нашей стране перевернутой страницей никак не назовешь — она продолжается сегодня и будет продолжаться завтра. Поэтому только о ней далее и пойдет речь.

Анатолий Чубайс официально руководил приватизационным процессом и до, и после того, как из правительства был уволен Егор Гайдар. Приватизацию принято считать авторским проектом Чубайса — он сам сделал тогда все, чтобы люди думали именно так. И только гораздо позже стал разъяснять, что был не один, и что это была совокупность решений разного качества и разного смысла, рождавшихся в борьбе и компромиссах различных общественных сил. Объяснения оказались запоздалыми, да и неполными, а потому изменить сложившийся в народе образ Чубайса не могли. Вопреки пословице о том, что, в отличие от победы, у которой много отцов, поражение всегда сирота, у приватизации общепризнанный отец имеется.

Но вернемся к фактам. И один из них, притом чуть ли не самый одиозный — пресловутое чубайсово обещание 1992 года, что ваучер будет стоить "две Волги" — работает как раз не против "отца приватизации", а скорее ему на пользу. Ведь для вменяемого человека не было никаких резонов выступать с посулами, лживость которых станет для всех очевидна через год-другой (срок действия ваучерной программы был очень короток), если бы он сам не верил в продвигаемую идею хотя бы частично.

Чубайс именно верил, выражая, пускай и в свойственных ему размашистых оборотах, тогдашнюю мифологию всего круга администраторов-реформаторов и вообще всего круга прогрессистов. Скажу так: нашего круга. Меня самого эти "две Волги" тогда рассмешили, однако само намерение за несколько лет возвести цивилизованный капитализм после трех поколений, живших при социализме, смешным вовсе не казалось. Наоборот, казалось возможным.

И не только казалось. В Чехии и отчасти в Польше в 1990-е годы тоже проводилась "народная приватизация". И там она не была проклята народами, хотя и принесла рядовому человеку меньше, чем он ждал. Но в целом рыночная экономика воссоздалась довольно быстро и успешно. Выяснилось, что одно дело — наши три поколения радикального социализма, а другое дело – их полтора, да еще и полупритворного. Эта разница очевидна сегодня, но кто мог измерить ее тогда?

Однако еще более важен другой факт. К моменту старта официальной приватизации советская государственная собственность уже и так была поделена. Постепенный переход заводов, фабрик и совхозов под контроль директората начался еще при брежневском застое. В конце 1980-х, когда предприятиям предоставили хозяйственную самостоятельность, процесс стал стремительным. Менеджеры получили тысячу легальных способов разграбить собственные предприятия – ну, например, создав при них кооперативы и перекачав туда все ценное. А тем временем разлагающийся госаппарат забыл свои привычные функции и переориентировался на то, чтобы принять участие в дележе. Вот на этой интересной финальной фазе и началась пресловутая чубайсова приватизация.

В любом случае, впереди был капкан. Рассуждая отвлеченно, власти могли пойти путем рациональным: сначала привести в рабочее состояние чиновничество, затем с его помощью взять управление государственным сектором под контроль, навести там порядок, а потом уже по четким правилам проводить приватизацию, хотя бы и чековую. Ведь самая успешная из всех чековых приватизаций действительно состоялась там, где был самый честный и старательный в Восточной Европе госаппарат – в Чехии. Но загвоздка заключалась в том, что этот аппарат вовсе не был создан новым буржуазным режимом. Он у этого режима уже имелся, доставшись в наследство от старого, социалистического.

Ну, а у нас лозунг "сначала наведем порядок, а дальше будет видно" в августе 1991-го выдвигал ГКЧП. К этой группировке можно относиться как угодно, но ее неспособность установить какой бы то ни было порядок просто бросалась в глаза. Ведь даже ради них, социально и духовно близких, старое чиновничество не захотело жертвовать своими новыми интересами. Что же до правительства Гайдара–Чубайса, то оно рассчитывать на поддержку старого аппарата не могло по определению.

Но ужас ситуации смягчала в глазах этого правительства его мифология – вера в то, что миллионы вчерашних советских людей мечтают стать "народными капиталистами", совладельцами предприятий, акционерами, да при этом еще и вполне подготовлены, чтобы грамотно такие роли исполнять. И что это всенародное стремление так велико, что проложит себе дорогу даже без четко работающей организационной машины, раз уж ее все равно нет.

Из того же источника появилась вера, что приватизация сразу или почти сразу создаст так называемых эффективных собственников, а приватизация ваучерная, кроме богатства размером в две "Волги" на душу, заодно принесет широким массам ощущение справедливости и тем самым обеспечит, как тогда выражались, "необратимость реформ".

Но это были иллюзии. Рядовой экс-советский человек не умел быть капиталистом, да не очень-то и стремился им стать. Он хотел взять деньгами. А экс-советские предприятия (за исключением нефтегазодобывающих и металлургических) уже отдали своему директорату почти все, что имело коммерческую ценность, и уже не сулили мелким акционерам ничего хорошего. Поэтому, чтобы с выгодой вложить свой ваучер, надо было быть или крайне везучим, или очень хорошо информированным человеком. А в тогдашней сумятице дележки, в схватке кланов, уже контролирующих собственность или только еще бьющихся за контроль над ней, обычный человек хорошо информированным быть не мог.

Ваучерная приватизация оказалась именно тем, чем изначально приговорена была стать – финальным аккордом долгого процесса, необходимым прикрытием для больших людей, которые проворачивали свои дела. Цена ваучера под конец его существования измерялась не в "Волгах", а в немногих десятках долларов. Краткосрочный миф о справедливом разделе государственных богатств сменился живущим и поныне мифом об антинародной афере злодея Чубайса и его сподвижников.

А у Чубайса и сподвижников, по мере того, как рассеивались их иллюзии, и они осознавали, что, плывя по течению, зря дали этому течению свои имена, крепло желание хотя бы обеспечить "необратимость реформ". По-новому истолкованную, конечно. А именно — раз уж возникает прослойка новых хозяев жизни, то пусть в нее будет продвинуто как можно больше своих людей. Высшей точки эти старания достигли уже после финала ваучерной приватизации, в ходе залоговых аукционов 1995 года.

Те, кто были тогда назначены миллиардерами, быстро забыли, "чьи" они люди. Но это бытовая деталь, не больше. Главное же заключается в том, что провозглашенная 20 лет назад историческая задача возрождения капитализма, воссоздания частной собственности и прихода адекватных частных собственников так и осталась решенной уродливо и частично.

Олигархическая прослойка, слабо похожая на нормальных частных собственников, завязанная на сырьевые и смежные с ними сверхдоходы и неразрывно спаянная с государством, процветает и сейчас, хотя личный ее состав далеко не тот, что был первоначально.

Сверхкрупные владельцы и держатели собственности, в отличие от средних и мелких бизнесменов, устойчиво воспринимаются массами как антиобщественная группа.

А сама рыночная экономика, которая в благоустроенных странах живет и работает в силовом поле общественных институтов, соблюдаемых законов, писаных и неписаных правил, остается в Росии джунглями, куда случайным людям лучше не соваться.

Такова наша действующая версия капитализма, которая сложилась стихийно и которой присвоено имя Анатолия Чубайса лишь по причине соединения в этом человеке трех исключительно развитых качеств – исполнительского усердия, желания быть на виду и политической недальновидности.

На самом же деле общество шло в этот капкан еще до прихода правительства реформ и остается в нем до сих пор. Между суматошными восьмидесятыми годами, "лихими" девяностыми, "жирными" нулевыми и нынешними десятыми, название которым (подозреваю, не очень комплиментарное) еще только предстоит придумать, разрывы не так велики, как это принято думать. Нерешенные проблемы не рассасываются. Они возвращаются. До тех пор, пока общество не находит в себе волю их решить.