Не детский характер... (Психологические зарисовки. Часть 20)
Автор: Ольга Хмелевская, психолог, e-mail: olga@gorod495.ru
Источник: gorod21veka.ru
Есть жизненные эпизоды и встречи, которые лучше не оценивать, что называется, с пылу – с жару…И чем дороже моей душе такие встречи, тем больше времени я молчу, чтобы ничего - не единого штриха! - не упустить в своей памяти!...
…Осенью 2009 года, я первый раз, за последние 30-ть лет своей жизни, попала в больницу. В отделение кардиологии… Это был глобальный период переоценки всех моих, предыдущих, жизненных взглядов и ценностей…. И мое, сильное и здоровое от природы сердце, «напомнило» о себе – «Не разбрасывайся мной, Оля! Мне НЕТ замены!»….
Я попала в хорошие, профессиональные руки… Но, было два, можно сказать «открытия», которые, буквально мужскими руками, подняли меня с колен! Первое – мой сын!...
Между нами всегда были уникальные, дружеские отношения. Я их создавала, сознательно корректировала, я их берегла, я жила ими…. Без лишней назойливости, соплей и сентиментальности… Но, только попав в больницу, я поняла, что рядом со мной уже не ребенок, а сильный, взрослый и, не по возрасту, мудрый мужчина. Со светлой головой и умными руками, не многословный и своеобразный, и, при этом, надежный, как швейцарский банк!…
О втором «открытии», речь пойдет дальше…
…Тихим, августовским утром я лежу под капельницей. К моей кровати, деликатно подсаживается мужчина в белом халате.
- Ольга Игоревна, я – Николай Андреевич, заведующий хирургическим отделением… - говорит он. – Смешно звучит, но…похоже, мне нужна Ваша помощь!...
Трое суток назад, ночью, в хирургическое отделение доставили женщину и 13-ти летнего подростка. Оба – жертвы распоясавшегося «родственника» - садиста, полностью потерявшего над собой контроль. Женщину, мать подростка, хирурги залатали и отправили в психоневрологическую клинику. С мальчишкой было не лучше… Кроме ножевого ранения в бедро, «папаша» - садист, изрезал ножом все лицо и плечи ребенка! Помимо собственных хирургов отделения, была вызвана бригада специалистов по пластической хирургии лица. В течении 6-ти часов, меняясь сменами, хирурги по лоскуточкам собирали лицо ребенка….
- Уже пошли четвертые сутки, как он не спит, не есть и ни с кем не разговаривает! - говорит Николай Андреевич. – Сказал одну, страшную фразу – «Встречу мать – убью!»… Троих психологов просто игнорировал – отвернулся от них лицом, к стенке…
- Он не хочет жить!... – тихо говорю я. – Но, не знает… КАК уйти….
- Я тоже, так думаю! – кивает головой Николай Андреевич. – А что делать, не знаю… Я видел Вас в приемном отделении, когда Вас привезла скорая помощь…Было очень тепло и все двери открыты… И вдруг я увидел, как в отделение зашел наш Боцман и начал лизать Вам руки… Наш Боцман – не доверчивая, местная дворняга, которая до смерти боится даже запаха больницы!...А тут такое…!
Я улыбаюсь – любовь к собакам, кошкам и птицам у меня взаимная…мы же, собственно, все - земляне…
- Вот я и подумал… - осторожно, говорит Николай Андреевич. – Может Вы…попробуете…хотя бы, уговорить его поесть…?...Его зовут Евгений…
Впервые, на встречу с «клиентом» я шла в больничном халате, полной прострацией в голове и расколотой на осколки душой, похожей на собранную мозаику.
Он знал, что я приду. Ему сказали.
- Я всю дорогу искала фразу, с которой начать… - говорю я. – А, потом, плюнула на эту ерунду! Подумала – это же смешно…
Он сидит так неподвижно, что кажется не живым… Только глаза живут своей, автономной жизнью. Лицо полностью забинтовано, а из-за воспаленных белков, не возможно понять даже цвета глаз…
- Ты… просто посмотри на меня! – тихо говорю я. – Если решишь, что мы… друг для друга – пустая трата времени, то я уйду!... Без всяких обид…
Мне показалось, что его молчание длилось целую вечность… Потом, он просто показал на стул, на против себя.
- Мне первый раз в жизни…разрешили самому…выбрать…что-то…! – совершенно неожиданно, сильным и ясным голосом сказал он. – Я – Женя…
Я ловлю себя на очень странном ощущении – я не воспринимаю, сидящего передо мной человека, как ребенка!...Я умом понимаю, что передо мной подросток, но ощущение от него, как от взрослого, равного мне по силе, человека!...И, что еще более странно – мне очень хорошо, от этого…!
- У тебя какая задача? – прямо говорит он.
- Накормить тебя! – так же прямо, отвечаю я.
Очень хочется улыбнуться, но я не решаюсь…
- Тебе же улыбаться хочется… - хмыкает он. – А, что же не улыбаешься?
- Боюсь, что буду выглядеть, как дура… - я, все же, улыбаюсь.
- Нет! – он мотнул головой. – Вот этого, ты никогда не боишься!...
- Ты не понял… - я задумываюсь. – Мне не хотелось, чтобы ты решил, что…я с тобой…заигрываю, что ли…
- Можешь не бояться! – опять хмыкает он. – Со мной, это ни у кого не «прокатит»!
Потом смотрит мне прямо в глаза.
- Да, и с тобой, тоже! – добавляет он.
- Значит, можно расслабиться! – выдыхаю я. – Хорошо, что в этой ситуации, ни мне, ни тебе терять нечего!...
- Ты боялась идти ко мне? – спрашивает он.
- Волновалась! – кивнула я. – Даже подсуетилась и надела чистую майку, под халат!
- Зачем? – он предельно конкретен!
- Что значит, «зачем»! – фыркаю я. – Просто, это же в стиле…как там… « и даже пень, в весенний день, березкой тоже стать мечтает!»…вот!...
На забинтованном, как у мумии лице, живут только воспаленные глаза. И что-то в них произошло…что-то чуть-чуть поменялось…
- Ты красивая! – вдруг сказал он. – Не как артистки… или женщины в журналах…или…не знаю, как сказать…Просто, ты красивая!...ВСЯ!...
Со мной и в самом деле, происходят странные вещи!… Сколько мужских комплиментов от меня отлетало, как горох от стенки! Не то, чтобы мне было все равно, нет, но эти комплименты ничего мне…не давали… Просто, задевали меня «по касательной», и летели дальше. Я понимала – со мной все в порядке… и все! А комплимент этого мальчишки, как будто открыл во мне, кем-то закрытый, жизненный клапан – сердце вздохнуло легко и свободно, и поток живительной крови, хлынул во все уголки души, вдруг решившей засохнуть…
- Ты растерялась? – говорит он.
- Да! – не отрицаю я. – Но, ты же этого и хотел! Верно?
- Да! – тоже не отрицает он. – Но, я не хотел тебя обижать…
- Я не обиделась! Я обрадовалась! – улыбаюсь я. – Очень!...
- С тобой хорошо… - говорит он. – Но, ты же…не станешь нахально меня спрашивать…о том, о чем я …не хочу говорить?...
Я отрицательно мотаю головой – нет!...
- Мы можем, вообще, не разговаривать! – говорю я. – Захочешь поговорить – я почувствую…
- Ты всех…так чувствуешь? – спрашивает он.
- Нет! Только тех, кто мне интересен… - признаюсь я.
Он делает минимум движений, потому что двигаться больно – перебинтована нога, обе руки, голова… Оставлены только дырки для глаз, носа и рта…. вместе с кончиками пальцев на руках…
- Скажи, ты чувствуешь…что я сейчас хочу? – говорит он.
- Проверяешь меня на «вшивость»? – улыбаюсь я. – Ты сейчас хочешь несколько вещей, одновременно…Ты хочешь есть и уже давно…но, боишься есть. Потому, что чувствуешь голод и сильную тошноту, одновременно… Потом, ты думаешь, что запихав в тебя что-то из еды, я успокоюсь и уйду…А мне хочется думать, что ты бы этого не хотел!...Тебе хочется нагрубить мне и сказать что-то хорошее… Одновременно!…. А, еще…
- Я понял! – останавливает он меня. – Больше не надо…
Мне показалось, что он расслабил спину…
- Ты…и правда…разговариваешь со мной серьезно? – говорит он тихо.
- Настолько серьезно, насколько и ты со мной! – говорю я. – Иначе, это не разговор, а безнадега…
- Тогда,…давай чего-нибудь поедим….только вместе, а? – говорит он и я чувствую, как от приступа слабости, он покрывается испариной, под бинтами…
- Давай! – я, почти взвизгиваю, от радости. – Я щ-а-а!!!…
Я забыла – надо же! - в каком месте у меня находится сердце! Я не иду, я бегу - !!! – в столовую за бульоном, выгребаю всю вкуснятину, что мне приготовил сын, и на бегу, зацепляю электрочайник на посту, у медсестер…От меня все шарахаются в стороны и не спорят, потому как понятно – затопчу!!!...
А потом, наша трапеза длилась, аж, целый день, с 12-ти дня и до 9 часов вечера… Два раза Женьку тошнило и выворачивало, от съеденного! Он злился и раздражался на себя, но я терпеливо объясняла, что его желудок пережил настоящий шок… Сначала от страха и боли, потом от голода. Я давала ему покричать и позлиться на себя, потом помогала замыть испачканные бинты на руках, потом подогревала остывший суп, наводила порядок на столе и…мы начинали снова наш обед…или ужин…или…да, какая разница!...
К вечеру, его организм перестал бунтовать. Медленно – медленно, из глаз начала «стекать» кровавая краснота…
- Тебе, наверное, трудно со мной… - говорит Женька. – Ты же, не видишь моего лица!
- Мне с тобой хорошо и просто! – говорю я. – Я вижу твои глаза – это главное!..
А потом он начал медленно рассказывать… Сам, без единого, моего вопроса…
…Сколько он помнил себя, его постоянно бил отец! Бил с остервенением, явно получая от этого удовольствие. Особенно его злило то, что Женька не ревел и не кричал! Даже избитый, до полусмерти, Женька не издавал ни единого звука.
- Оля, ты, наверное не поймешь меня… - говорит он тихо. – Но, я его…не могу ненавидеть!..Ненавидят людей, а он – просто… ЗВЕРЬ! Больной зверь…Он – обыкновенный работяга, которого злило, что я трачу «его деньги» на всякий мусор…это он о книгах, которые я покупал!..Даже мне понятно, что он – обыкновенный бездарь, лентяй и неудачник…Но, он ни в чем не был «виноват», понимаешь?! «Виноваты» были мы, с матерью… Она – вообще не «его» женщина, а просто течная сучка, которая украла у него жизнь своей…ну, сама понимаешь!...А, я – просто «выблядыш», связавший его «по рукам и ногам»…А я на него смотрел, как на кусок безмозглого мяса, болеющего собачьим бешенством…
- А, точнее – садизмом! – говорю я.
- Ты мне расскажешь, про эту…болезнь? – спрашивает Женька.
- Обязательно! – говорю я. – Во всех подробностях! Потому что, она – не излечима, если ее не убить в самом начале…
- Ту думаешь… что и я… - Женька осекается!
- Можешь быть «носителем» скрытого садизма? – спокойно заканчиваю я. – В теории – да, это штука наследственная. Поэтому, я очень подробно расскажу тебе, как она развивается в человеке… и как с этим жить, если это уже есть. Собственно…один из вариантов того, как эта болезнь развивается, ты уже знаешь – это вариант твоего…гм… «папочки»…
Женька устало прикрывает глаза… Ему бы заснуть…
- По-настоящему, я ненавижу мать! – говорит он, не открывая глаз. – Он ее при всех унижал, открыто орал на нее… Дня не проходило, чтобы он ее не ударил!...А ночью…он, даже меня, не стеснялся! Он ее …просто зверски трахал, оставляя на ней жуткие синяки и…борозды от ногтей…
Женька рывком садится на кровати.
- А она…эта ДУРА….ДУРА ПРОКЛЯТАЯ…что-то лепетала о любви к нему и лебезила…ПОД ним!!! – закричал Женька. – Ненавижу! НЕНАВИЖУ ЕЕ!!!!....ДУРУ ОМЕРЗИТЕЛЬНУЮ!!!!...
Я набираю воздух в легкие…
- МНЕ НЕКУДА БЫЛО ИДТИ!!!! – орет Женька. – Оля, я же несовершеннолетний!!!... КОМУ Я НУЖЕН???
Я подлетаю к нему…Женька, забинтованными руками, хватает меня за обе руки…
- Ну, хочет с этим уродом трахаться – ее дело…!!! – кричит он. – У нее есть ВЫБОР!!! Она может уйти..или остаться! А я же…НЕ МОГУ!!!...Меня-то …ЗА ЧТО….!!!...
На наши – его и мои – руки, хлынула кровь! У меня что-то оборвалось внутри – я думала, что открылся какой-то шов на лице… Оказалось, кровь хлынула из носа!..
Женька сползает с кровати на колени, утыкается в меня и страшно ревет, почти воет…
В палату врывается стайка медиков, во главе с Николаем Андреевичем. Я поворачиваю к ним каменное лицо и делаю жест – ВСЕ ВОН!!!...Как ни странно, но все , послушно, идут вон…!
Женька отрывает от меня лицо.
- Ты молодец!… - говорит Женька. – Спасибо, что не дала всем… увидеть мои сопли!...
- Да уж…! – говорю. – Я жадина!…Твои сопли – только, МОИ сопли!
Женька, безуспешно, пытается оттереть с меня кровь полотенцем.
- Я хочу тебе…объяснить… - начинает он.
- Может не надо…прямо сейчас? – говорю я. – Я же никуда не денусь…
- Надо, Оля…я же говорю страшные слова …о матери! – он делает глубокий вдох. – Я ее ЖАЛЕЛ!...Долго жалел….уже сил не было!...Я никак не мог понять… КАК можно это терпеть?...Скажи мне, ЧЕМ такие женщины…оправдывают…СКОТОВ, с которыми они живут?...
Он смотрит на меня таким взглядом, при котором отмолчаться просто невозможно!...Я вдруг ловлю себя на мысли, что я очень соскучилась по общению с – действительно! – взрослыми людьми!... Вокруг, типа, и умные…И, типа, понимающие…Но, при этом, вся «благополучность» этих «взрослых» теть и дядь, зачастую, мгновенно рассыпается, от прямых - в лоб! - поставленных, жизненных вопросов!...В реальной жизни, эти «взрослые», очень часто оказываются просто примитивными трусами, не боящимися, разве что, секса и разврата… И мало у кого из них, найдется мужество, так бескомпромиссно прямо, задавать вопросы, как у этого, искалеченного мальчишки…
- Тебе не приходило в голову, что женщины, живущие с такими… скотами, тоже… больны? – говорю я. – Я говорю, о их психическом нездоровье…
Он кивает головой и промокает полотенцем бинты на лице…А глаза становятся все больше и чище, от неудержимого потока, тихих слез…
- Понимаешь, человека невозможно, в одночасье, превратить в скотину… - говорю я. – Но, только настоящая, человеческая «скотина», знает, как превратить другого человека в скотину…
Женька смотрит прямо в глаза.
- Вот, посмотри…Вы же с матерью, жили в одной и той же, ситуации! – говорю я. – Но, при этом, сколько бы не бил тебя отец, он так и не смог сделать из тебя…раба!...Он чувствовал, что ты, уже сейчас, умнее его, потому и бил тебя, с особым удовольствием…Но, он так и не смог убить в тебе чувство Собственного Достоинства! Я это почувствовала, как только взглянула на тебя!...А с матерью, этот «эксперимент», удался! Ее уничтожение, он начал с уничтожения, ее женского, достоинства…Она, видимо, попыталась что-то ему доказать, но…окончательно завязла в этой беде, как в паутине…
- Но, она же…настырно… как тупая идиотка…не хотела уйти от этого…изверга! – сипит Женька. – …И все твердила «Ой, ну что же делать! Я так воспитана!»…Как будто быть бесхарактерной овцой – это что-то… правильное…
- Вот! Ты и ответил на свой вопрос! – говорю я. – Такие люди, независимо от возраста, оправдывают все свои, вопиющие глупости, именно этими словами «Ну, я вот так воспитан!»…Вокруг них меняется все – времена года, люди, города, события…А они все носятся со своим «воспитанием», как дурак с конфеткой, пока это, кондовое «воспитание» не уничтожит все их, жизненные возможности…
- То есть…это…это… - он правильно понимает, что «это»!... Просто не хватает словарного запаса, чтобы переложить мысль на слова…
- То есть, это – «кастрированный» процесс саморазвития! – говорю я. – Человек трудно мыслит самостоятельно! Не любит это делать! И не доверяет тому, что он ощущает, понимаешь? Поэтому, ему проще «послушать» чье-то мнение…чувствуешь, куда я клоню?
- Ну, да! А потом, они всю жизнь живут…так, как «кто-то» считает правильным, так? – говорит Женька.
- Так! – киваю я. Взрослые бы соображали с такой скоростью, как он!...
- Оля, это не…меняет того, что я чувствую… к матери! – вскидывается он. – Я не могу ничего в этом…изменить!...Я даже не понял, как чувство жалости к ней….переросло в…омерзение…или…я не знаю, как сказать…Я ее…ПРЕЗИРАЮ!... Почему?
- Потому что, жалость – чувство, ведущее отношения между людьми, в…тупик! – говорю я. – Ты рос, читал, наблюдал, думал…Ты что-то понимал и менял свое отношение к окружению… А, человек стоит на одном месте, мучается сам, мучает других и причитает «Все понимаю, но ничего менять не буду! Меня так воспитали! Поэтому, пожалейте меня, пожалейте!»…
В Женьке опять закипает злость…
- Она же и меня…вынудила жить…с этим зверем! – говорит он. – Я ей говорил «Отдай меня в интернат!»…Знаешь, что она мне сказала?... «Ой, ну что же люди-то скажут! В интернат, да при живых родителях»… Родители!!!...Гадина!!!...Синяки на своей тупой роже, ее не беспокоили!...А тут - «что люди скажут»!!!...
У меня сложная ситуация!... Врать ему я не могу – это конец нашему контакту!...И сказать то, что я думаю, я тоже не могу – эта, прости меня Господи, женщина, ему все-таки мать…И чтобы я о ней не думала, я категорически не хочу быть причастной, к дальнейшим отношениям между ними!...
Несколько секунд, мы с Женькой неотрывно смотрим друг другу в глаза. И он поражает меня, в очередной раз!
- Знаешь… - начинаю я.
- Знаю! – говорит он. – Ты не можешь сказать о ней то, что ты думаешь! А, я не хочу, чтобы ты мне врала! Я – не ребенок!...
И он прав! Как абсолютно взрослый мужчина, он снимает с меня груз правды!...
- Я могу пережить побои…я живучий… - говорит он. – Но, я больше не вынесу вранье и пошлятину…Я тут, наверное, до смерти напугал…одну из психологинь…
Я поднимаю брови.
- Она все свистела и кукарекала мне…точнее моей спине…. о прощении…типа, если не простишь всех, то это тебя «разрушит»…и еще какую-то ***ню… несусветную…. - продолжает он. – Я не выдержал, повернулся к ней и говорю «Я вот тебе сейчас, этой вилкой располосую всю физиономию, а ты ПОКАЖЕШЬ мне, как в таких случаях, надо «прощать», хорошо?»….
- Я так понимаю, что своя морда, ей оказалась дороже, чем твое «прощение»? – я не скрываю издевки в голосе.
- Ты молодец…! – Женька прижимает полотенце к мокрым бинтам на лице. – Тоже терпеть не можешь сволочных дешевок…Я тоже это понял, как только тебя увидел…
- Тебя бы… перебинтовать! – говорю я.
- Потом! – отмахивается он. – Вот ты… Ты же не похожа, на вечно болеющую корягу!...Тебя же тоже, кто-то…искалечил!...Изнутри…
Я киваю головой.
- И ты…простишь? – прямо спрашивает он.
- Нет!!! – прямо отвечаю я. – И… «это» не вылечит время!... «Это» – необратимый процесс!..
- То есть, со временем… - начинает он.
- Нет! Время, не лечит! У него другая задача – оно все расставляет по своим местам! – говорю я. – Но, учти, это только мое мнение…
- И тебе… не хочется отомстить? – от его взгляда не увернешься…
- В данный момент, нет! – говорю я. – Я же сама, впустила это дерьмо, в свою жизнь!
- А, если это дерьмо…обнаглеет и решит, а может быть …еще раз попробовать… - его слова, как у снайпера, нацелены на одно…
- Вот тогда, я его точно… УНИЧТОЖУ! – говорю я. – Спокойно, умно, хладнокровно и очень жестоко!... Но, я думаю, до этого не дойдет…Видишь ли, в глубине души…любое дерьмо знает, что оно дерьмо!
- Ты его…ненавидишь? – с надежной спрашивает Женька.
- Нет! - спокойно говорю я. – То, что я чувствую к нему, называется БРЕЗГЛИВОСТЬЮ!...
- Не слАбо!... – чуть восхищенно, выдыхает он. - То есть, Оля…ты не будешь…чесать языком…о прощении и…все такое…?
- Нет! – говорю я.
Он настороженно замирает…
- Для начала, право «прощать – не прощать», я отдам…тебе! – говорю я. – Это то, что принадлежит, только тебе!...Я только попрошу тебя , дать этому праву… немного…полежать в сторонке!...
- Почему? – говорит он.
- Помнишь, что я сказала – надо дать времени ВСЕ расставить по местам! – говорю я. – У тебя, прямо сейчас, есть другая, неотложная задача – выздороветь! На зависть всем убогим, на радость тем, кого Бог поцеловал при рождении, вопреки всему – ты – должен! – выздороветь....
- А…у меня…получится? – у Женька так дрогнул голос, что у меня, в унисон ему, дрогнуло сердце…
- Посмотри мне в глаза!!! – говорю я. – Ты видишь в них сомнение?...
- Я…вижу в них…то, что можно…очень любить… - говорит тихо Женька. – Ты видишь то, что не видят другие…
Он не сказал «влюбиться»! Он сказал «любить»…Он, действительно, взрослый!….
- ЗАБЕРИ в моем взгляде все, что хочешь! – предлагаю я.
- Ты тоже болеешь…Тебе самой силы нужны!... – тихо говорит Женька.
- Не бойся, меня много! – смеюсь я. – И, потом, я жуткая эгоистка – мне скучно быть счастливой и здоровой, в одиночку!
Я смеюсь, а Женька утыкается носом в полотенце и тихо плачет…
- Я хочу…всем…отомстить! – говорит он. – Оля, меня просто… СЪЕДАЕТ эта мысль!...
Я молчу…да, и что тут скажешь? Вопреки всем теориям на этот счет, он, как никто другой, ИМЕЕТ ПРАВО на месть…
- Не молчи! – говорит Женька. – Всех…этих…СКОТОВ…ну, их же должен, кто-то остановить?!..Хочешь – спорь со мной, но не молчи!...
- Не буду спорить! – говорю я. – Я тоже не люблю словесную «шелуху», из которой состоит всем известная пошлятина…Я реально смотрю на вещи – для начала, надо выздороветь! На месть, между прочим, тоже нужны силы!..
- А…потом? – он его взгляда не увернешься!...
- Потом… – я не тороплюсь. – С отцом не советую связываться, пока не вырастишь! Такие люди, как он, не лечатся!...Но, «задвинут» его за плинтус, и без тебя… Его сломают, его же сокамерники, или «коллеги» по колонии! Несколько раз с ним сделают то же, что он делал с тобой – и процесс «понимания», пойдет полным ходом! Тех, кто упорно не желает «понимать», там, просто уничтожают…
Женька молчит.
- С мамой не торопись…! – продолжаю я. – Тебе надо знать – она не хотела уйти от отца, или не мола? Согласись, разница, все-таки есть… Но, выяснить это надо будет потом, постепенно, когда ты и мама, будете способны говорить друг с другом спокойно! Спроси у нее все, что хочешь! У тебя есть на это право!...
- Она же скажет – ты ребенок, ты еще не поймешь!… - он резко передергивает плечами и тут же морщится от боли…
- А ты, ей возразишь! Спокойно! – говорю я. – Скажешь ей, что она и отец сделали все, чтобы у тебя, в 13-ть лет закончилось детство…Кому-то же из вас троих, надо было повзрослеть! Они оба, были безнадежны…Значит, пришлось тебе!...
- А…потом? – говорит он.
- Вот потом – здоровый и спокойный – ты и будешь решать, кто тебе кто…! – говорю я. – Сам!...
Женька очень осторожно, как дворняга – Боцман, касается кончиками пальцев моей руки…
- Помнишь, ты сказала…про чувство собственного достоинства…? – говорит он. – И ты сказала, что знаешь…как люди…превращаются в скотину…
Я киваю головой…В этом разговоре, я гораздо больше человек, чем профессионал! Поэтому, я контролирую каждое свое слово - я не могу допустить, чтобы мое восхищение мужеством и характером этого ребенка, помешало смыслу того, что происходит между нами…
- Я тебе кое-что расскажу…и ты поймешь! – говорю я. – Ты слышал о концлагерях, во время Великой Отечественной войны? Бухенвальд, Треблинка, Саласпилс, Освенцим, Майданек, Равенсбрюк, Дахау…их было много…слышал?
- Не просто слышал…Я много читал об этом… - говорит Женька.
- Месяц назад, я стала поднимать разные документы о тех людях, которые стояли у истоков нацисткой идеологии, в Германии тех лет… - продолжаю я. – Меня интересовало, как эти люди – семейные, имеющие детей! – могли хладнокровно разработать методику уничтожения, себе подобных… Меня интересовали, в первую очередь, их характеры!…Потому что, разработанная техника убийства, всегда носит следы характера их автора, понимаешь?
Женька кивает и замирает..
- Так вот… - продолжаю я. – Я не буду говорить о бараках, газовых камерах, крематориях…Это метод ОТКРЫТОГО уничтожения. Я о другом… Планирование и строительство этих лагерей, осуществлялось немецкими специалистами, грамотными и прекрасно образованными инженерами, между прочим! И, что мы видим! В Освенциме, например, предполагалось по проекту, на 5 тысяч человек, всего – вдумайся! – один туалет!!!...Думаешь, ошибка? Ничего подобного! Те, кто массово уничтожал людей, знали с чего начать - с огромного УНИЖЕНИЯ личности, каждого человека! Отбери у человека чувство Собственного Достоинства – и перед тобой просто кусок, биологического мяса! Который не жалко уничтожить…А, это уже метод СКРЫТОГО уничтожения, понимаешь?!...
- То есть, Оля…между людьми…это…так же начинается? – в Женькиных глазах почти исчезла краснота и я, наконец, вижу цвет его глаз…серо-зеленые!...
- Да! – киваю я.
- А…почему те, кого…унижают…почему они это позволяют? – говорит он. – Я не имею в виду…ну, открытую угрозу…а просто, между людьми…?...
- О! Это хитрый механизм! – говорю я. – Скажи, независимого, во всех смыслах человека, можно унизить?
- Думаю…нет!... – говорит Женька.
- Согласна с тобой! – говорю я. – Если бы у тебя была крыша над головой, ты бы сам зарабатывал деньги, делал бы то, что ты умеешь и хочешь делать…скажи, тебе было бы за что себя уважать?
- Ну, конечно…
- А, уважая себя, ты разрешил бы кому-то унижать себя?
- Нет!...Только…может быть…если бы очень любил… - задумчиво говорит Женька.
- Ты умница! – говорю я. – Именно!... Именно на этом, большинство людей и спотыкается! Всегда не верится, что тот, кого ты любишь, может тебе в чем-то, например, завидовать и просто пользоваться тобой…И тот, кто любит, даже не замечает, как тот, кто им пользуется, медленно и цинично, опускает его на колени…Если я правильно понимаю, то вот так же, ленивый и бездарный, но жутко самолюбивый мужик, уничтожил женщину, которая его очень любила!...Я говорю о твоих родителях…
- Оля, а почему же люди не говорят…вслух…об этой беде? – восклицает Женька.
- Потому что рассказывая об этой беде, люди вынуждены были бы рассказать и о том, как их унижали, понимаешь? Это страшно больно! – говорю я. – Ты ведь, наверняка что-то знаешь о блокаде Ленинграда, теперь Санкт-Петербурга, во время войны? Так вот! Это был самый страшный «эксперимент», в истории человечества! Зима 42-го года оказалась на редкость холодная, просто лютая…В домах не было отопления, света, воды, не работала канализация…От голода, которого мы с тобой даже не можем представить, люди опухали, у них начинался беспрерывный, кровавый понос…Но, сил не было даже выйти на улицу, в туалет…
- Они…прямо… - Женька не может договорить.
- Да, Женя! – говорю я. – Они писали и какали под себя…и так и умирали в промерзших насквозь, квартирах…Их поставили в такие условия, когда от унизительного голода и бесчеловечных условий, многие из них теряли чувство Собственного Достоинства…и переставали бояться бомбежек и смерти….А те, кто это пережил, об этом очень не любят говорить! Это было испытание не отвагой в бою, а самое страшное испытание…унижением, понимаешь?...
Мы сидим и молчим…Потом я зову сестер, чтобы сделать Женьке перевязку.
- Только, не уходи! – говорит он и внимательно следит за моим выражением лица, когда ему меняют, полностью, все бинты на голове и лице.
Подлетает Николай Андреевич.
- Слушайте! – говорю я. – Может ему не так плотно упаковывать лицо, а? Сделайте просто поддерживающий бандаж и пусть раны…дышат, а?
Медики пощебетали на своем языке и кое в чем, со мной согласились.
- Я…сильно страшный?.. – тихо говорит Женька.
- Нет! – я хитро прищуриваюсь. – Ты здорово похож на Кьяну Ривза…он играл хакера Нео, в «Матрице»… помнишь?
- Ты шутишь? – чуть севшим голосом, говорит он.
- Я всегда шучу… очень серьезно! – говорю я. – Запомни это…
- Мне никогда не надоест с тобой …говорить! – он касается моей руки.
- Не жадничай! У нас много времени… - говорю я и начинаю организовывать ужин.
Мне помогает Николай Андреевич, как будто бы, нечаянно, замешкавшийся рядом…
- У него упала температура! Без антибиотиков! – тихо говорит он.
- Он – сам себе антибиотик! – хмыкаю я.
Я помогаю Женьке надеть чистую футболку, умываюсь сама и мы садимся ужинать. Вместе с Николаем Андреевичем…
- Возьми меня завтра с собой…погулять, а? – говорит он. – Я же…страшный! Мне надо привыкать… к себе…Я себя стесняюсь!...
- Заметано! – говорю я. – Если, Николай Андреевич позволит, конечно…
- А, меня с собой возьмете? – подмигивает доктор.
- Нет! – отрезал Женька. – Вот, когда ее выпишут…тогда, может быть…
- Я ревную… - вздыхает Николай Андреевич.
- Это Ваша…проблема! – буркнул Женька.
Доктор пошел к себе - надо заполнить истории болезней… А мы еще долго –долго будем разговаривать!... Женька уснет только на рассвете и будет спать двое суток…Два раза, по просьбе Николая Андреевича, я буду будить его и кормить. От всех остальных, он просто отворачивался к стенке…Процесс выздоровления пойдет очень быстро, его перестанут кутать в сплошные бинты и мы с ним, будем радостно подставлять свои физиономии, ласковому, осеннему солнцу…И говорить, говорить, говорить…
А сейчас, мы идем по тихим коридорам, уснувшей больницы. Женька, здорово хромая, провожает меня до моей палаты…
- Ты мне… не врала!…Даже, не пыталась… - говорит он. – Я, тоже, не хочу тебе врать! Я очень хочу убить…этих…ОЧЕНЬ!!! Я помню, что ты сказала…Но, простить их… я…наверное…не смогу!...Не проси меня о невозможном!...
- И, не подумаю! – говорю я. – Давай думать о том, что сейчас…Ты мне свидание назначил, помнишь? Я буду ждать…
- А я буду есть! – говорит он. – Не беспокойся об этом…Я не хочу, чтобы твое сердце болело!...
На том и расстались…
Проснулась я поздно. И первое, что увидела – огромный, роскошный букет, белых и красных георгинов! Рядом лежала записка - «Доктору от доктора!»…
P.S…В судьбе Женьки, НикАндрыч – так он прозвал Николая Андреевича! – принял самое, непосредственное участие. Женьку забрала его тетка, но долго у нее, он не задержался. Сам попросился в школу – интернат и спокойно туда ушел…
Когда меня выписали, я сняла с себя крохотный, золотой крестик и надела его на Женьку…
Через год, я получила письмо от его тетки. Она писала, что у Женьки все хорошо, со всеми уживается, много читает, учится с жадностью и почти не хромает…А, недавно, захотел покреститься… Сам!...
Галина Алексеевна писала «…Во время крещения, священник взял освятить его крестик. Он спросил, как зовут его мать…
- Людмила! – сказала я.
- Нет! – сказал Женя. – Имя моей матери – Ольга!...
Священник посмотрел на меня! Я не стала спорить…»…
Вот так, меня «уматерили»! Уже, не первый раз…
Подписка на рассылку анонсов новых статей портала
