Взгляды Ломоносова и Мальтуса по вопросу народонаселения

Автор: Мелешкова Анна Сергеевна, соавтор Толкачёв Сергей Александрович,
Источник: «КАПИТАЛ СТРАНЫ»

15.11.2011.

Томас Мальтус полагал, что избыточная рождаемость лежит в основе многих цивилизационных кризисов. Михаил Ломоносов ратовал за то, чтобы русский народ более активно плодился. Каковы же ценностно-нормативные истоки различий взглядов М. В. Ломоносова и Т. Р. Мальтуса по вопросу народонаселения? Кто из них прав?

Величайшего российского ученого М.В.Ломоносова и весьма известного английского священника Томаса Мальтуса, как ни странно, связывает принципиальное расхождение во взглядах на принципиальный вопрос – воспроизводство человеческого рода. Российский гений, «по ходу» интересовавшийся вопросами экономики, и английский философ-моралист отличались диаметрально противоположными взглядами на вопросы демографического развития. Ломоносов выступал за всемерное увеличение рождаемости русских людей, а Мальтус, не будучи первооткрывателем самой идеи, прославился как сторонник ограничения рождаемости во имя сохранения социальной стабильности. Попробуем разобраться в социо-культурных основаниях этих различий, обусловленных диаметрально противоположными ценностными установками мыслителей, проистекавшими из культурно-цивилизационных особенностей английского протестантизма и российского православия.

1. Взгляды Томаса Мальтуса и их современная аранжировка

Один из основоположников вульгарной политической экономии в Великобритании, Т.Р.Мальтус, сформулировал свою теорию фактически в двух положениях: 1) биологическая способность к размножению у человека превосходит его способность увеличивать продовольственные ресурсы; 2) сама эта способность к воспроизводству ограничивается продовольственными ресурсами [2]. Английский священник и профессор политической экономии, опираясь на «постулаты стабильности государства» и общества в целом, используя «продовольственный скептицизм», заметил возрастание населения в геометрической, а средств существования – в арифметической прогрессии [1, с.35].

Он не отводил никакой роли образу правления или равномерному либо неравномерному распределению имущества в обществе, а всё сводил к действиям биологического закона, таким образом полностью подчиняя ход развития человеческого мира «эволюции» животного. Несбывшееся, к счастью, «зловещее предсказание» этого ярого защитника интересов господствующих классов находило свой пессимизм в уверенности Мальтуса в том, что всякая сознательная попытка улучшить условия жизни людей, а значит позволить им беспрепятственно размножаться, будет «сметена неодолимой людской массой» [2]. К тому же, будучи категоричным противником всяческих «законов о бедных», практикующихся в его время в Англии, и повышения заработной платы, английский священник «подкреплял» свои воззрения тем, что поощрение «неблагоразумных» посредством доходов благоразумных и трудолюбивых, а именно взимания с них налогов, содействует «уменьшению благосостояния тех классов, которые живут исключительно своим трудом» [2]. «Низшие члены общества», нищие и порочные (по Мальтусу), через «горькие ингредиенты в чаше жизни человеческой» – войны, болезни, голод – должны буквально исчезнуть. Без тени либерального человеколюбия Мальтус констатирует: «Они [бедняки, нищие] должны в любом случае быть низведены до минимального потребления грубой пищи» [1, с.39]. Получая чуть больше так называемого «прожиточного минимума», бедняки «могут вообразить себя сравнительно богатыми» и позволить себе «многочасовой или даже многодневный отдых», тем самым отрицательно влияя на созидательную деятельность в стране.

К счастью всех жителей планеты, все предположения об угрозе перенаселения опровергли сотни ученых. К числу таковых относятся Колин Кларк, один из крупнейших демографов-экономистов, и Роджер Ревел, директор Гарвардского Центра демографических исследований. Первый произвел ревизию пахотных угодий на земном шаре и сделал вывод, что высокотехнологичные методы ведения сельского хозяйства (а такие на современном этапе развития цивилизации вполне осуществимы) позволяют прокормить минимум от 35 до 100 млрд. человек! А последний подтвердил это, уточнив лишь, что 40 млрд. человек смогут получать по 2500 калорий в день! [8].

И все же, чтобы понять, как смогла развиться и заполучить огромное число единомышленников теория Мальтуса, стоит обратиться к «среде» развития – философским концепциям, социальным идеологиям, религиозным воззрениям того времени, ведь последние – наиболее «устойчивый пласт социо-культурного своеобразия стран» и своеобразная «детерминанта хозяйственной этики», налагающая определенную печать на хозяйственного деятеля или так называемого «экономического человека» [9].

К началу XVI века средневековое христианское мировоззрение испытало глубочайший духовный кризис: церковь перестала быть «духовной властью», а превратилась во «власть духовенства» [6]. Вследствие этого всюду распространилась порочность, бессовестность, бесстыдство, разлад. Появилась масса противоречий, разрешением которых и занялись М.Лютер (1483-1546), Ж.Кальвин (1509-1564), чье учение (Реформация) стало основой европейского религиозно-политического движения, направленного против католической церкви. В основе новой доктрины должны были лежать 1) культ семьи; 2) культ трудолюбия; 3) культ разумно-критического отношения [6]. Однако как раз с этого и начались ключевые противоречия.

Западное общество, усвоившее догмы протестантизма, считало себя правовым, причем право призвано играть доминирующую роль. А согласно общепринятому пониманию, право – это минимум морали и нравственности. В Социальной концепции Русской православной церкви говорится следующее: «Право содержит в себе некоторый минимум нравственных норм, обязательных для всех членов общества. Задача светского закона не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царство Божие, а в том, чтобы он не превратился в ад» [5]. Не подразумевалось ли под последним безудержное материалистическое стремление к достижению «посюстороннего» счастья, соперничество, конкуренция, эгоизм, что являлось чертами этого самого протестантизма?

Отвержение Лютером и Кальвином «альтруистической солидарности», идеала «всеобщего братства» и взаимопомощи ознаменовало начало этапа «человеконенавистничества», периода «одиночества отдельного индивида», когда каждый выживает, как может, каждый сам за себя. Этот принцип оправдывает созданное ими деление на «избранных и спасённых» и «отверженных, проклятых Богом». Своим избранникам, по мнению Кальвина, Бог помогает в этом мире, поэтому они соответственно и достигают успеха в мирских делах, в том числе и в накоплении имущества, в то время как тем, кого Бог «осудил на вечную смерть», он дает возможность «испить полной чашей всяческих невзгод, пороков, неудач, страданий уже в этом мире» [6], а спасения Бог не даёт никому.

Подобные воззрения впоследствии переросли в концепцию актуального и по сей день либерализма, ориентированного на радикальный индивидуализм: частные интересы всегда выше общественных, и их удовлетворение может ограничиться только интересами другого человека, а никоим образом не интересами общества в целом… [8]. Вот он – «гедонистический утилитаризм» – «отказ от ценностей созидающего, творческого, производящего общества в пользу псевдоценностей “общества потребления”» [6].

Немецкий социолог и экономист М.Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма» заметил, что в странах Запада предприниматели и квалифицированные рабочие преимущественно протестанты и нельзя проходить мимо «существующей зависимости между рождением нового религиозного течения и победой капитализма» [8]. Вместе с этим он же зафиксировал парадоксальный факт «ослабления внутрирелигиозных связей по мере усиления капиталистической рационализации хозяйствования и всех других сфер жизни общества» [8]. Вообще, это логично вытекает из рассмотрения особенностей экономического менталитета в зависимости от доминирующей религии. В частности, в протестантских странах относятся к труду как к долгу, приближающему человека к Богу, к деньгам (богатству) – как к цели, но во имя Бога (больше денег – более угоден Богу), к частной собственности – как к неприкосновенной. Особый интерес представляют типы поведения – индивидуализм, динамичность, конкурентность, инновационность – и экономические нормы: рациональность, контрактность, личный интерес. Какой уж тут социальный максимализм, солидарность, нравственные ценности? Вероятно, поэтому не проблескивает у Мальтуса сочувствие к нищим и угнетаемым – они обречены. Что очень важно, даже семья в протестантском обществе оказывается «внутренне расколотой на эгоистических индивидов, каждый из которых может принадлежать либо к избранным, либо к отверженным». Поэтому между мужем и женой – «брачный контракт» на «брачном рынке» [6].

2. Взгляды Михаила Ломоносова и их адекватность

Основными положениями религиозно-нравственной доктрины, распространившейся по территории Российского государства еще с тех пор, когда Римская империя распалась на Восточную и Западную, явились: полное отрицание 1) всякой ненависти и всякого насилия в каких бы то ни было формах; 2) какого бы то ни было господства одного человека над другим; 3) утверждение духовного богатства как несовместимого со стремлением к богатству материальному; 4) полное отрицание родоплеменной морали и провозглашение равного отношения абсолютно ко всем людям, в том числе и к иноверцам; 5) призыв к установлению Царства Божия на Земле [10]. Все эти каноны чтились и чтятся до сих пор. Их прежнее необъятное значение для русского народа осталось таковым и до наших дней и плавно переплыло в совокупность экономических мировоззрений. Труд во имя высшей, общегосударственной цели как «страда с максимальной отдачей в короткий период» [9].

Коллективизм, соборность, терпение, мобилизационность, изобретательность, безудержное стремление к справедливости, общность интересов – все это характеристики православного общества, общества не «сверхпотребления», а общества «созидания», ориентированного на достаток, обеспечение достойной жизни, «ликвидацию социально значимых и духовно опасных провалов в экономической и культурной инфраструктуре» [6].

Мировоззренческой и теоретической базой для создания подобного самобытного общества послужило Священное Писание и основанное на нем «Домостроительство», трактующееся как наука о духовно-нравственном отношении к труду и богатству, рассматривающее замкнутое, самообеспечивающееся хозяйство, ключевыми моментами которого по сути явились 7 принципов: 1) хозяйство – нравственная категория; 2) автаркия – ориентированность хозяйственных единиц и системы в целом на замкнутость, самодостаточность, самоудовлетворенность; 3) нестяжательство и самоограничение; 4) трудовой характер хозяйственной деятельности; 5) отношение к собственности как к функции труда, а не капитала; 6) трудовая и производственная демократия; 7) преобладание моральных форм понуждения к труду над материальными [7].

Учитывая все вышеизложенные принципы, М.В.Ломоносов, великий ученый, личные творческие устремления которого всегда соответствовали общегосударственным и общенациональным потребностям культурного, хозяйственного, да и политического развития послепетровской России. Он сознательно взвалил на свои плечи бремя выработки программы национального освобождения и социально-экономического прогресса, используя даже малейшие возможности воздействия на ход государственных дел [3]. Ломоносов, как никто другой, понимал, что для развития внешнеэкономических связей России необходима, «после войн и реформ Петра I, а затем двадцатилетнего правления немцев, которое правильнее было бы назвать грабежом страны, полная инвентаризация и разумное и эффективное использование природных ресурсов «в целях умножения мощи державы и улучшения жизни её народа» [3]. А препятствовал производству металла недостаток людских ресурсов: «…искать этих сокровищ некому, сколь ради незнания, а паче для малолюдства», поэтому главным делом на тот период следовало считать «сохранение и размножение российского народа, в чем состоит величество, могущество и богатство всего государства, а не в обширности, тщетной без обитателей… Умножается народ – и доходы прирастают…» [3].

Недаром величайший энциклопедист России и всего мира ставит ряд проблем, препятствующих росту народонаселения, и пытается их разрешить вопреки теории Мальтуса. Первой причиной «умаления» численности «движущей силы истории» Ломоносов считал неравные браки. Большая разница в возрасте, по его мнению, приводит к «двойному понижению деторождаемости» [3]. Не лучший результат приносят и насильные браки (преимущественно из расчета). «Где любви нет, ненадежно и плодородие».

Важная роль в «записке» отводится духовенству, хотя одновременно ему Ломоносов предъявляет массу претензий. Он говорит, что следует отказаться от жёсткой регламентации количества браков для вдовцов, возмущается тем, что и зимой и летом детей крестят холодной водой, рассуждает о том, что «великий пост приходится на неудачную пору», разрабатывает ряд «наивных», на первый взгляд, мер по улучшению здравоохранения детей и взрослого населения. Уже здесь проблескивает у него мысль о повышении уровня грамотности среди молодежи. Он предлагает способы по борьбе с преступностью и (даже!) выступает одним из основоположников «системы уголовного розыска в России». В заключение Ломоносов высказывает сожаление о том, что не сочинил «примерный счет» увеличения населения по годам: «…для того только одною догадкою досягаю несколько, что на каждый год может взойти приращение российского народа больше против прежнего до полумиллиона душ, а от ревизии до ревизии в 20 лет – до 10 миллионов. Кроме сего, уповаю, что сии способы не будут ничем народу отяготительны, но будут служить к безопасности и успокоению всенародному». По сути, Ломоносов смотрел в будущее. Он как будто предугадывал, что ждет этого народа-богоносца. Массовые репрессии, мировые войны, химизация продуктов питания и т.д. – все это ужасной «косой» снесло огромное количество «страдающего брата». Ломоносов заботился, как родной отец, о своих потомках…

3. Мальтус vs. Ломоносов

Несомненно, взгляды Мальтуса и Ломоносова антагонистичны. И искать сходства в их видении мирового порядка бессмысленно, поскольку на последний мог взглянуть (весьма, как оказалось, ограниченно) только Мальтус, поскольку меркантилистскую Россию на том этапе можно было считать своеобразной автаркией в отличие от родины Мальтуса – Англии, «мастерской мира», – «продвинутым» жителям которой позволялось мыслить почти глобально, в то время как Ломоносову трудно было объективно оценивать даже собственную страну с её бескрайними просторами.

Тем не менее, невозможно однобоко подходить к рассматриваемой проблеме и сделать вывод, кто прав: Ломоносов ли с его воззрениями о сохранении народа или Мальтус, беспокоящийся о перенаселении Земли и кризисе существования человечества.

Мальтус – выразитель интересов глобального управляющего класса английской аристократии, сформировавшейся в результате драматических религиозных конфликтов во времена учреждения англиканской церкви в середине 1500-х гг. и утери духовной связи с римско-католической церковью. Протестантские принципы экономики в силу особенностей английского географического положения транслировались в доктрину глобального управления уже в конце XVI – начале XVII веков, результатом чего стало учреждение Ост-Индской компании, первой глобальной суперкорпорации. Все последующие интеллектуальные достижения англичан в экономической теории, философии, социологии не могли не выражать интересы Ост-Индской компании.

Взгляды Ломоносова как гражданина евразийской империи, основанной на православных ценностях, находились в совершенно ином цивилизационном измерении. Россия – это не маленький остров, окруженный недругами, но выбранный Богом для того, чтобы править миром (как это представляли английские глобалисты), а открытая всему миру предельно толерантная держава, основанная на принципах нестяжательства (ненакопительства материальных благ). Но для обустройства такой империи в той исторической ситуации России требовался резкий прирост населения (собственно, как и сейчас, что наши власти не скрывают и даже приветствуют). Проблема перенаселения даже не могла прийти в голову православному Ломоносову, поскольку идея домостроительной экономики предполагает удобное существование практически неограниченного количества людей, т.к. все они довольствуются удовлетворением скромных потребностей и не стремятся как протестанты к неограниченному увеличению материального богатства, что возможно только за счет понижения потребления многих других.